Однажды произошел спор между мной и моей давней подругой. Ну, спор не спор, а так полемика. В разговоре я как-то обмолвилась, что если бы ни мой физический недостаток, то я была бы другим человеком, скорей всего – хуже, чем есть. Уж стихи писать, сказки и рисовать точно бы не стала. Моя подруга очень возмутилась и начала доказывать мне, что если человек родилась способным, то физический недостаток тут ни причем. Я попыталась ей объяснить, что инвалидность дала толчок развитию творческих наклонностей. На что моя подруга сказала: есть тысячи инвалидов, кто бездарно проводит свою жизнь, утопая в алкоголе и безнравственности. И если уж не дано человеку, хоть здоровому, хоть с физическим недостатком, так не дано.
Учиться я пошла в обыкновенную, общеобразовательную школу. Врачи, конечно, сопротивлялись, мотивируя это тем, что-де ребенку будет трудно, начнутся проблемы со здоровьем. Устраивали разные унизительные «тесты». Один из которых я чуть не провалила из-за своего по-детски творческого мышления. Но мама настояла, и средняя школа №38 с эстетическим уклоном приняла меня. Все десять лет мама провожала и встречала меня после занятий.
Училась я легко, но ленилась. За трудную контрольную могла получить «отлично», а за домашнюю работу «пару». Самое страшное было для меня — на шумной переменке, в сутолоке, с портфелем в руке перейти из одного класса в другой. Было не страшно упасть, а унизительно. К тому же без посторонней помощи я уже подняться не могла. Одноклассники помогали. Иногда. В основном относились с безразличием.
После окончания школы, я хотела поступить в художественное училище. Но там даже рисунки мои смотреть не стали, сразу сказали, что мой вид будет нервировать здоровых детей. Удар, конечно, тяжелый, но пережила и поступила в Тверской (а тогда – Калининский) государственный университет на филологический факультет. В те времена никаких льгот для поступления инвалидов не было, поступала на общих основаниях со здоровыми людьми. Трудно было, не скрою. Особенно с моими руками записывать лекции. В те времена диктофонов не было. И Интернета тоже не было.… Но мама была рядом – водила меня на экзамены, на занятия, бегала по библиотекам за нужной литературой. Я старалась, получала за курсовые и на экзаменах только «отлично» и «хорошо». И если, конечно ни мама, мне бы не окончить университет. Но я его окончила, получила диплом, начала пописывать литературные произведения в местные газеты и журналы.
Параллельно я училась одеваться и раздеваться. Полностью самостоятельно я этого сделать не могла. Мне специально делали одежду на пуговках и резиночках. Но трудности вызывала верхняя одежда. Я потихоньку приноравливалась. Сначала на одевание у меня уходило больше часа. Затем час и чуть меньше. Тренировки, тренировки, тренировки. День за днем, месяц за месяцем, год за годом. К шестнадцати годам я уже полностью одевалась за полчаса.
После того, как я научилась опускать руки вниз, начала упражняться поднимать их вверх. Этим я занималась летом, когда отдыхала в деревне. Самый хороший тренажёр был у нас на огороде – столбы с поперечинами для веревок под бельё. Конечно, полусогнутыми руками дотянуться до поперечных палок я не могла. Тогда я подтаскивала деревянную скамейку, придерживаясь за столб, забиралась на нее, обхватывала перекладину и спрыгивала со скамейки. Под тяжестью моего тела руки выпрямлялись.
К 25 годам, из зависимого от посторонней помощи человека, я стала совершенно самостоятельной личностью. Я полностью обслуживала не только себя, но и летом в деревне жила со слепой бабушкой. Готовила пищу, мыла посуду, топила печь, делала маленькие постирушки. Единственное, что я так и не смола научится – это ходить на колодец за водой и чистить картошку. И еще была одна не решенная проблем – я та и не могла поднятья, если падал, без опоры на что либо. Но у меня стали очень сильные ноги, и я почти никогда не падала.
Читая откровения других людей, страдающих ДЦП, ловлю себя на мысли – так я еще счастливый человек!.. Как можно ныть и скулить о своем положении, когда люди пережили столько горя и унижений?!.. Хотя у меня тоже были разные моменты. И обиды были, и горькие разочарования, и черные провалы отчаянья. Но это как-то странным образом стирается из памяти.… Остается только хорошее, веселое, счастливое.
Прошли годы и сейчас я почти полностью завишу от посторонней помощи и передвигаюсь на коляске, но не унываю. Как бы там ни было, инвалиду выпадает счастливая возможность в полной мере использовать один из сильнейших защитных свойств человеческой психики – сублимацию. Ею подробно занимался Фрейд. Но он сводил сублимацию только к тому, что энергию инстинктивного влечения, в частности влечения сексуального, человек трансформирует и употребляет на какую-либо общественно полезную деятельность. Я стала работать в газете, много писать. За последние десять лет написала 4 сборника сказок, сборник юмористических рассказов, очень много хороших стихов и поэтических пародий. И еще – кучу, кучу всего. Только один вид любимой деятельности из-за артроза плечевых суставов стал мне недоступен – рисование… Но ничего! Я учусь рисовать на компьютере.
